Если кто думает, что этот мой рассказ о высоких чувствах, о высоких материях типа красоты природы, любви, патриотизме, преданности своей Родине – тот ошибается. Хотя… Кто знает?

Я сегодня хочу рассказать о подготовке к визиту высокого начальника.

Было это где-то в конце лета – начале осени 1986 года. Практически 20 лет назад. Вообще-то 86-й год в памяти людской занимает много места. Для кого-то это – год Чернобыля. Для кого-то – начало конца своей страны. Для кого-то – еще что-нибудь, а лично для меня – год, в последний день которого я уволился из армии.
А поскольку в конце лета – начале осени 1986 года я уже был не тот молодой лейтенант – двухгодичник, только прибывший в войска, а уже послуживший и готовившийся к дембелю старший («страшный») лейтенант, я уже к некоторым вещам относился спокойно. Можно даже сказать, что в чем-то научился понимать сержантский состав и просто дембелей из числа солдат срочной службы.

Где-то ближе к вечеру выходного дня ко мне домой прибежал вестовой. Да, должен сказать, что отдельную квартиру я получил где-то через несколько месяцев после начала службы. А поскольку служба моя проходила в славном городишке Френштат, окруженном со всех сторон горными вершинами из предгорья чешских Высоких Татр, то и вид из окна моей отдельной однокомнатной квартирки на предпоследнем этаже пятиэтажного блочного дома был соответствующий. На горный трамплин, с которого периодически прыгали «летающие» лыжники, на весьма недурственный ресторанчик (по типу горного охотничьего домика) на вершине одной из гор. А если высунуться из окна, то можно было увидеть краешек крыши боксов, где размещались мобильные ракетные комплексы передового базирования с ядерными боеголовками, размещенные в ответ на размещение блоком НАТО ракет «Першинг» в Европе. Вот такой вот контраст. А жил я в этой своей отдельной уютной квартире один, и счастьем таким я обязан был, как ни странно, войне. Просто два других холостых лейтенанта, живших со мной в самом начале службы в одной комнате офицерского общежития, так и не успели переехать – внезапно убыли в Афган, а на замену им из Афгана прибыли женатые офицеры, которые получили квартиры в другом доме. Вот так и получилось, что благодаря войне я в свои 25 лет имел отдельную квартиру с видом из окна, о котором я уже говорил.

Что-то начало у меня длинное получается. Видно, и весь рассказ коротким не получится.

Так что когда вечером выходного дня в конце лета – начале осени 1986 года вестовой сообщил мне, что командир полка вызывает всех офицеров, мне не пришлось долго радоваться домашним уютом, о котором мне приходилось только и мечтать зимой и летом, а также зачастую весной и осенью, когда я месил грязь со снегом поочередно на полигоне.
У меня с другими офицерами нашей доблестной батареи была договоренность. Поскольку я жил практически на территории воинской части и время на мое прибытие редко превышало 5 минут, то о необходимости прибытия в батарею других офицеров, а особенно вечером выходного дня, решение принимал я, разведав обстановку и инструктируя соответствующим образом вестовых.
Вот и в тот прекрасный вечер выходного дня в конце лета – начале осени 1986 года выяснилось, что командир полка вызывает всех офицеров, чтобы успеть организовать встречу высокого начальства, которая намечалась на утро следующего дня. Вот поэтому я и проинструктировал вестовых, чтобы они не нашли командира батареи и других офицеров, кадровых военных, в зависимости от их (кадровых военных, офицеров, а не вестовых) желания. Дело было не особо важным, и я вполне мог с ним спокойно справиться сам. В конце концов мне уже не раз приходилось руководить солдатами при уборке территории и придания ей, территории, благообразного и, в соответствии с армейскими традициями, единообразного вида.
Как я и предполагал, из всех офицеров вестовые нашли только старшего офицера батареи. Для справки – офицерский состав в артиллерии делится на командира батареи, старшего офицера батареи, командира 2-го огневого взвода и командира взвода управления огнем. Видно, командир батареи, которого вестовой так и не нашел, решил, что кому-нибудь из кадровых офицеров лучше все-таки засветится на глазах у командира полка. Решение, конечно, правильное, но для меня никакого значения оно не имело. Поскольку Костя Кузнецов, старший офицер батареи, покрутившись на глазах у командира полка, предупредил меня где его искать в случае по настоящему чего (т.е. по настоящему важному делу), незаметно исчез в направлении домашнего уюта и семейного благополучия.
На кадровых офицеров я, как двухгодичник, не обижался и практически все два года был ответственным по батарее. Мне то два года служить, а им – 20. Как говорится, это две большие разницы. А в ответ офицеры не особенно сильно нагружали меня знаниями, которые мне на гражданке сильно не пригодились бы. Например, как вычислять поправку на ветер при стрельбу по цели, значительно превышающей по месту огневую позицию, при стрельбе реактивными снарядами. Зато до того, что боковые поправки на ветер в реактивной артиллерии берутся с противоположным знаком, чем в ствольной, я сам дошел. В конце концов я не таким уж и тупым по вопросам военного дела был, а иногда даже пытался по честному отслужить свои два года.

Вот так собрав вечером выходного дня в конце лета – начале осени 1986 года офицеров полка, кого, конечно, смог, наш доблестный командир, начинавший в свое время службу как двухгодичник, распределил территорию полка на зоны ответствия каждого подразделения, каждой батареи, и, кроме уборки территории поставил задачу высыпать толченым кирпичом полоски шириной сантиметров 20 от бордюрного камня вдоль всех дорог на территории полка.
Пока командир полка делил территорию и распределял задачи, пришло время отбоя для личного состава полка.

Тут настало время разъяснить тем, кто в армии не служил. Вечером выходного дня после отбоя, независимо от времени года, на территории воинской части, а особенно на территории воинской части в группе войск за рубежом горяче любимой тогда нашей Родины – СССР, законным образом раздобыть кирпичи можно было только в случае, если прямо в казармах полка шел ремонт. Ибо разрешение покинуть казармы после отбоя, не говоря уже о снятии парка боевых машин или складов с охраны их караулом, и уж тем более покинуть территорию воинской части личным составом не мог дать даже командир дивизии, не говоря уже о командире полка. А я был всего лишь скромным командиром взвода. Как и все остальные офицеры, которые после отбоя вечером выходного дня в конце лета – начале осени 1986 года руководили уборкой территории и отсыпкой толченым кирпичом бордюрного камня вдоль дорог. Кроме, конечно, командира полка, собственно и отдавшего приказ в предверии визита высокого начальства утром следующего дня.

Не знаю, как бы я среагировал на приказ раздобыть кирпичи в начале службы. Признаюсь откровенно – не знаю. Я даже не знаю, как я бы среагировал на этот приказ тогда, прослужив полтора года. Хоть к тому времени я уже и научился «поднимать» все, что плохо лежит (мягко выражаясь), но и к тому времени отдать приказ совершить мелкое хищение на территории иностранного государства у иностранных же граждан (покинуть территорию части и стырить у мирных граждан Чехии пару кирпичей), как сделали это многие другие офицеры, я не был готов.
Спасло мою совесть наблюдение за поведением сержантов и старослужащих (дембелей) нашей батареи.
Отправив всех «молодых», всех, кто прослужил менее полутора лет, сержанты и дембеля самолично взяли в руки метлы и совки и стали изображать бурную деятельность по уборке территории. И как они изображали эту бурную деятельность! Как таланливо изображали! Любое театральное училище позавидовало бы наличию такого количества талантов!
Пока молодые сладко отсыпались в казарме, половина дембелей и сержантов старательно метались по территории в поисках любого окурка и всего, что хоть как-то было похоже на мусор. Пока вторая половина сержантов и дембелей в импровизированной курилке, сооруженной где-то в закутке, не спеша перекуривала.
Наблюдая, что работа ведется хоть и с имитацией бурной деятельности, но в общем то толково, спокойно и размеренно, я в деятельность сержантов и дембелей решил не вмешиваться. В конце концов уже взрослые люди, задачу свою уяснили и выполняют ее без нервозности.
И, в конце концов, я их понимаю. Кто служил, тот знает, как в конце службы надоедает казарменная жизнь, тот ценит любую возможность разнообразить свое набившее уже оскомину пребывание на военной службе у своего государства.
Какие только разговоры не велись в курилке! Кто-то рассказывает, кем он был до армии, кто-то делится своими соображениями, кем он станет после армии. Кто-то хвастается своей девушкой, которая ждет его после армии. Кто-то просто травит байки и анекдоты. В общем, типичная картинка из разряда «на привале», которую почему-то считали правильным демонстрировать в телепрограмме «Служу Советскому Союзу» в воскресение по утрам и в реальность которой никто никогда не верил. И вот так, сами не веря в реальность происходящего, периодически меняясь чтобы принять участие в имитации бурной деятельности по уборке территории, мы провели практически всю ночь.

А что кирпичи? А ничего. Кто-то из дембелей еще в самом начале ночи вспомнил, где они зарыли несколько лишних кирпичей, оставшихся после обустройства полосы препятствий. Тогда убирать кирпичи за пределы части им было просто лень и они их зарыли в землю недалеко от казармы. Так что всю ночь каждый из желающих мог помахать двухпудовой гирей, принесенной из казармы, над завернутыми в старую плащ-палатку кирпичами. А желали практически все, так что к утру от кирпичей осталась только мелкая кирпичная пыль.

Эх, кто был в горах, знает, как прекрасны ночи в конце лета – начале осени в горах! А кто знает, как прекрасны ночи в горах, тот знает, насколько прекрасно в горах в конце лета – начале осени утро. Если нет ветра, то в каждой впадине, в каждой ямке, в каждой выемке молочными лужами разливается туман. И уже вставшее, но еще не видимое за горами солнце высвечивает сказочную картину.

Я, кажется, говорил, что город, в котором размещался наш гарнизон, со всех сторон был окружен горами? Местами туман слоями слался по земле, затекая во все низинки, постепенно оседая на всей поверхности.

Проведя чудесную ночь, с трудом вспомнив про необходимость вернуться к реальности, за пару минут высыпав дорожки вдоль бордюрного камня, не оставив на территории ничего, что можно было бы даже при самом требовательном подходе признать даже за подобие мусора, сержанты и дембеля нашей батареи отправились отсыпаться в казармы, где уже давно смотрели свои сны солдаты других подразделений, столь опрометчиво закончив свою работу за пару часов.

А я в это время отчитывался перед командиром полка за проделанную работу. Не знаю, может, какая-нибудь сука заложила, что солдаты под моим руководством всю ночь бездельничали, то ли командир полка, сам бывший двухгодичник, был отъявленным козлом, а может просто потому, что я имел неуместный для данной ситуации, когда через пару часов в полк должно было прибыть высокое начальство, счастливый вид. Но командир полка не выбирая выражений, с использованием всей ненормативной лексики, с которой он ознакомился как за время обучения в гражданском ВУЗе, так и за время службы в армии, высказывал все, что он думает обо мне и всех моих родственниках. А все потому, что цвет толченного кирпича, которым нами были высыпаны дорожки вдоль бордюрного камня, отличался от цвета толченого кирпича, которым были высыпаны дорожки солдатами других подразделений, а высыпали мы дорожки с одной стороны, а с другой – другое подразделение. И то, что это было практически прямо перед приездом в полк высокого начальства, командир полка вынести ну никак не мог. Это для командира полка была чуть ли не личная трагедия, когда накануне визита высокого начальства дорожка справа от дороги была другого, более темного цвета, чем дорожка слева. Разница цветов слева и справа от дороги для командира полка накануне визита высокого начальства была практически равнозначна признанию неспособности исполнения им, командиром полка, боевой задачи по сдерживанию сил НАТО, необходимого для развертывания основных сил советской армии. Разница цветов слева и справа от дороги просто сводила командира полка с ума.

Вслух ответить ему я никак не мог. Я только думал про себя, какая же сука, какая же падла этот командир полка, сам бывший двухгодичник, своим приказом практически толкавший кого на отдание приказа на воровство, а кого – просто на воровство кирпичей у мирных, ни в чем не виноватых чехов. Я думал про себя, что командир полка сам все это прекрасно осознает. Я думал про себя, что самого командира я то ночью нигде не видел и не слышал. Я думал про себя, что мне все-таки повезло, что ленивые солдаты когда-то не выбросили, а просто закопали кирпичи. Я думал про себя, что все-таки чудесная ночь прошла, и лет двадцать пройдет, а о ней не забудут ни я, ни мои бойцы.

А тихим безветренным утром в конце лета – начале осени 1986 года туман делал свое дело – увлажнял недавно высыпанный нами толченный кирпич, сравнивая его по цвету с остальной кирпичной крошкой.

Убрал своё высказывание,не кому это не надо.

Привет! С праздниками наступающими тебя! Всего!

Ребята, если мы здесь встречаемся, значит мы еще живы и не испортились